Все. Однако мы подумали (и оказались правы), что еще никто не говорил с ней о самых близких людях - маме и дочери. Елена Сотникова отправилась на встречу с главной дивой страны, чтобы задать ей самые сложные вопросы.

На Алисе Михайловне: колье Sol y Sombra, белое золото, бриллианты, Carrera y Carrera. На Ренате: платье, Chanel; колье, Carrera y Carrera; часы HyperChrome Plasma Diamonds, плазменная high-tech-керамика, ­бриллианты, Rado

ФОТО Timur Artamonov

Конечно, мне никто не обещал, что будет легко. Но я шла на встречу с Ренатой Литвиновой, абсолютно уверенная в успехе: лет пятнадцать назад мы иногда общались; кажется, были даже на «ты», и актриса спокойно выходила из привычного образа, меняя интонации и жесты на что-то более близкое «простому» человеку. На этот раз мне не так повезло - как оказалось, меньше всего на свете Рената хотела говорить на тему своих отношений с мамой. «Ну что это за вопросы такие? Семья, папа, мама, все счастливы... терпеть всего этого не могу!» В этом мы совпали - я тоже «меньше всего на свете» хотела, чтобы наш разговор сложился именно так. Поэтому, принимая все вызовы, которые Рената Литвинова поначалу демонстрировала мне своим поведением, интонациями и жестами, я потихоньку начала расспрашивать ее о детстве. Я слишком давно работаю в журналистике, чтобы так взять и позволить пробить в себе энергетическую брешь и сдаться. В конечном итоге разговор перешел в диалог, и все оказалось не так уж страшно. Скорее, страшно интересно (произношу это со знаменитой интонацией Ренаты Литвиновой). Итак...

РЕНАТА ЛИТВИНОВА Спрашивайте наотмашь.

ЕЛЕНА СОТНИКОВА Начнем с того, как вас воспитывала мама...

Р.Л. Воспитывала? Меня она вообще никак специально не воспитывала. Как и всех советских детей.

Е.С. Прекрасно! Это тоже ответ.

Р.Л. Она с утра до вечера работала в больнице, у нее постоянно были операции. Мама у меня хирург. Зарплата у нее была маленькая, и она часто уезжала в командировки, чтобы подработать.

Е.С. То есть вы с мамой не близки?

Р.Л. Очень близки! Она брала меня в свои командировки. Сложная жизнь не может отдалить людей друг от друга. Я видела, что она любит меня, как может; старается заработать больше денег и поехать со мной, например, на море. По ночам она шила мне красивые платья, а в выходные давала деньги на утренние сеансы в кино, по вечерам мы часто ходили вместе. Это она приучила меня любить фильмы.

Е.С. В вашей жизни присутствовал отец?

Р.Л. Нет. Я его видела несколько раз в жизни. Красивый был мужчина. Он умер в 46 лет. В последний раз я навестила его перед смертью - он лежал на диване после операции. Кажется, он пригласил меня к себе тогда домой втайне от своей семьи, другой жены и детей. И жаловался, что они проходят мимо него и он вдруг сделался никому не нужным.

На Ульяне: платье-пальто, Chanel

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. С кем же вы были?

Р.Л. По утрам меня мама отправляла в школу, потом я ехала в музыкальную школу. Вечером мы встречались. Все каникулы я проводила у бабушки с дедушкой. Там была такая классическая семья. Дедушка был главным инженером завода, бабушка была при нем. Она очень ухаживала за собой - парикмахерские, покраска бровей, маникюр с перламутровыми ногтями, парадная шляпка с норковыми шариками для похода в кино и городской сад...

Е.С. А на чем строились отношения с мамой?

Р.Л. Я маме очень сопереживала. После папы у нее было несколько претендентов в женихи, и я этого жаждала всеми силами своей души.

Пальто, платье, все - Chanel; колье Orquideas, белое золото, ­бриллианты, синие сапфиры, Carrera y Carrera

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. Обычно девочки очень ревностно к этому относятся.

Р.Л. Да, я хотела, чтобы мама вышла замуж. Но ей никак не встречались, ну, такие, например, как тот же мой дедушка, - красивые и порядочные. Моя мечта не осуществилась. У нас с мамой много общего - я родилась в год Огненной Лошади (таких вообще в Китае сжигали, потому что они не пригодны для семейной жизни). Может, и у мамы моей в этом плане неправильный гороскоп. Женщина она свободолюбивая, творческая и с особым чувством юмора, слушала «Голос Америки», читала журнал «Новый мир»...

Е.С. И вам свободу давала?

Р.Л. Давала. Я абсолютный такой сорняк в хорошем смысле. Но что-то такое во мне было, не знаю, откуда... Я сама ездила в музеи, сама поступила в музыкальную школу - проходя мимо, просто попросила меня туда отвести. На первом курсе института попросила сшить себе особенное платье, как у героинь Антониони, - простое и узкое. Если я переезжала - все такое было страшное вокруг, - я шла в антикварный магазин и покупала себе на последние деньги пусть одну, но красивую чашку. Чтобы утром и вечером пить из нее чай и смотреть не на окружающее меня уродство, а на эту чашку как концепцию - чтобы редактировать вокруг себя обстановку, чтобы радоваться.

Е.С. Это бабушкино влияние?

Р.Л. Они все по-разному, но тоже сражались за красоту. В первую очередь это была работа над внешностью... Бабушка всегда мучила маму просьбами шить ей платья с талией! Но там была такая фигура... Без талии. И у них все время были страшные скандалы из-за этого момента.

Е.С. Бабушка считала, что у нее есть талия?

Р.Л. Не то чтобы она так считала, она настаивала, чтобы в сшитом платье она присутствовала! Неважно, как! Она должна была быть! Бабушка могла вот так вот вскипятиться, сбросить платье, шваркнуть дверью и уехать к дедушке. А мы с мамой, как дураки, оставались в коридоре после примерки. Зеркало стояло как раз в прихожей!

Е.С. Как мама научилась шить? Ах, ну да, она же хирург.

Р.Л. Вы же знаете, как это было в Советском Союзе, - выкройки, отрезы, рижские журналы, немецкие... Главное было - достать отрез ткани. Словом, я не считаю, что детей надо как-то особенно воспитывать. Надо показывать пример. Что надо работать. Надо книги им покупать, а не тряпки и гаджеты. Я вижу, что вот сидит за столом семья, а дети смотрят в свои электронные коробочки, никто ни с кем не общается. Все-таки мы много разговаривали. Мама стихи мне перед сном читала. Правда, иногда странные, про бросившуюся под поезд женщину, есть такое у Блока. Или из Ахматовой: «...как ты красив, проклятый».

Е.С. И какой пример вам показывала мама? Вы следуете ее примеру? Есть разные теории, но все сводится примерно к тому, что мы либо повторяем своих родителей, либо строим жизнь в совершенно противоположном ключе.

Р.Л. А есть еще одна теория. Лук выпускает стрелу. Она летит, и дальше ты уже не можешь на нее влиять. А когда вы будете худеть?

К этому моменту я уже нахожусь в состоянии, когда ­меня ничем невозможно сбить с толку. Я рассказываю ­Ренате, что прошло всего семь с половиной месяцев после родов и что я только сейчас занялась своей фигурой.

Колье Sol y Sombra, белое золото, бриллианты, кольцо Origen, желтое золото, бриллианты, аметист, все - Carrera y Carrera

ФОТО Timur Artamonov

Р.Л. Молодец. Вы же всегда были у нас такая тоненькая. Но это я вам задаю правильную программу. У меня дар. Люди от меня худеют.

Е.С. Ну, значит, тем более все скоро будет. Итак, вы говорили про лук и стрелы. Стрела летит...

Р.Л. И в какой-то момент у этой «стрелы» своя судьба, ты не можешь быть ей всесильной матерью или отцом, только матерью любящей.

Е.С. Кем сейчас работает ваша мама?

Р.Л. По-прежнему врачом. Но мне кажется, она должна была быть артисткой. Потому что вчера на съемках для ­вашего журнала она вела себя просто как звезда.

Е.С. Да, мне рассказывали. Говорили также, что вы очень нежно, но руководили своей мамой.

Р.Л. Если бы ей не руководили, мы бы снимали до десяти вечера. Она была намерена, как говорится, «делать нам перформанс». Она артистка. Ей нравится общаться, нравится царить... Еще она мне очень смешно сказала: «Выйди из кадра». И давала рекомендации по фону, по свету... Наверное, я в какой-то момент тоже повлияла на нее своими комментариями, когда мы смотрели фильмы или фотографии, - каждый друг от друга впитывает информацию.

Е.С. Полностью ли мама принимает вашу жизнь?

Р.Л. Она всегда оставляет за собой право критики. Мама у меня такая пытливая, что даже в самом хорошем найдет негатив. Здесь иногда у нас, бывает, не сходятся концепции жизни. Я говорю: «Надо же и хорошее что-то друг другу сказать». Но почему-то сейчас, совсем недавно, она опять стала мягче.

Есть еще одна теория. Лук вЫПУСКАЕТ СТРЕЛУ, и дальше ты уже не можешь на нее ВЛИЯТЬ

Е.С. Мне кажется, это вы стали мягче.

Р.Л. Я стала мягче?! Я всю жизнь подстраивалась. Я могу быть очень требовательной на работе, а в жизни так себя не веду, не трачу свои авторитарные качества. Я абсолютный конформист.

Е.С. То есть вы под свою маму всегда подстраивались?

Р.Л. Под всех, под всех, кого люблю. Мне так кажется, ­может, им так не кажется.

Платье-­пальто, Chanel; часы HyperChrome Diamonds, черная high-tech-керамика, бриллианты, Rado; ботинки, Jimmy Choo

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. А никогда не было такого чувства, что вам не хватает мамы? Такой, которая всегда рядом, целует-обнимает...

Р.Л. Так нет, моя мама живет со мной в одном доме. И, если ей нужно, и поцелует, и обнимет. И пирог испечет. Я уже вскрикиваю: «Не пеки пирогов, мама, от них толстеют!»

Е.С. Это сейчас, а тогда?

Р.Л. Ну, тогда она тоже что-то пыталась делать. По выходным давала мне творог со сметаной... Который я ненавидела адски. Но она считала, что надо есть кальций.

Е.С. Но в целом ей приходилось быть вдали от вас, потому то нужно было зарабатывать деньги, я правильно вас поняла?

Р.Л. Папа нам не помогал, скажем честно. Но она не была вдали, мы жили в однокомнатной квартире - это очень даже вблизи. С тех пор я всегда кухню считаю чем-то вроде кабинета и часто пишу именно за кухонным столом.

Е.С. И при всем этом за вами не тянется с детства ­такой, знаете, непростой след?

Р.Л. Ну, мама могла быть и жестким человеком.

Е.С. По какому поводу?

Р.Л. Она могла начать критиковать внешность, наверное, это ранит в детстве особенно... Это я даже в себе замечаю. «Челка, как у болонки.. Волосы жидкие, прибитые к черепу». Вот что-нибудь такое.

Е.С. Осталась ли обида?

Р.Л. Нет, но, когда она начинает снова критиковать, я гововорю: «Мама, а вспомни себя, когда я была еще маленькой. Вспомни, как у нас все было». А она не помнит. Она плохого не помнит. Но главное - чтобы мама жила долго, была счастлива и чтобы с ней все было хорошо. Пускай критикует сколько хочет, в конце концов!

Пальто, ­платье, все - Chanel; колье Sol y Sombra, белое золото, бриллианты, серьги Origen, желтое золото, бриллианты, аметист, все - Carrera y Carrera; часы HyperChrome Diamonds, ­черная high-tech-керамика, бриллианты, Rado

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. Рената, вам, наверное, как многим творческим людям, присущ некий внутренний раздрай. Во многом такой драматизм идет из детства.

Р.Л. Нет у меня времени ни на какой внутренний раздрай.

Е.С. А как без раздрая творить?

Р.Л. Он у меня, видимо, находится в состоянии константы.

Е.С. Вы только что сказали прямо противоположную вещь.

Р.Л. Я подумала... Но я не вижу зависимости творчества от раздрая. Мое вдохновение не там...

Е.С. А вы говорите - нет времени на раздрай. А он, оказывается, у вас занимает все время.

Р.Л. Вы думаете, я в каком-то комфорте живу? Иногда, бывает, откуда- нибудь приеду-приду, стоят две бутылки вина, и я начинаю (не одна, конечно) проводить вечер.

Е.С. Пить?

Р.Л. Общаться и даже плясать! И говорить друг другу что-то очень хорошее. Это такие прекрасные моменты... Это к тому, как я расслабляюсь. Вино, замечу, люблю бургундское.

Е.С. Я тоже так очень люблю расслабляться. Но мне муж не разрешает.

Р.Л. Можно вашему мужу передать, чтобы он перестал вам что-то не разрешать?

Е.С. Передам. Но мне, конечно, хочется, чтобы он был доволен. У нас родился сын, мне не хочется ничего менять. Я это знаю.

Р.Л. Ох, как наказуемо бывает это знание... Вот если бы мне сказали о некоторых будущих событиях моей жизни, я бы просто хохотала, потому что тогда знала, что это невозможно! Мы ничего не знаем.

Е.С. Как мама отнеслась к вашему замужеству?

Р.Л. Она соглашалась с моим выбором, но всегда была критична. Все не подходили.

Е.С. А чего бы ей хотелось для вас?

Р.Л. Сейчас интуитивно я понимаю, чего бы ей хотелось - идеального, как из фильмов, которые она так любила! Ален Делон ей нравился, Ив Монтан, из русских актеров - Ивашов или Тихонов. Она всегда склонялась к красавцам. Вообще, с критичными мамами нужна некая строгость. Иногда с ними нужно, как с детьми. Меняться местами и держать их «в рукавицах» в определенном возрасте. Иначе никогда не повзрослеешь и не будешь жить, как «летящая стрела», а упадешь, и мама положит тебя в свой пакетик и унесет обратно под «свой контроль». Недавно в Париже я купила чай под названием «Старый девственник» - есть такие маменькины дети, которые ­превращаются в этот чай.

Е.С. И все-таки - есть обида на маму?

Р.Л. Нет. Нет и нет. Но я вас понимаю - комплексы, заниженная самооценка. Это все было и переплавилось в силу. Я полюбила свои комплексы. Они даже помогли мне, они усилили мою мотивацию - добиться, доказать.

Е.С. Когда это произошло?

Р.Л. Мама вдруг резко изменилась, когда по телевизору увидела мое интервью. Словно она меня увидела по-новому и даже дополнительно зауважала. Это был третий или четвертый курс института. Мне было едва двадцать. А до этого я сражалась за это уважение, выходит.

С критичными МАМАМИ нужна строгость. В определенном возрасте с ними нужно, КАК С ДЕТЬМИ

Е.С. Любить, но при этом не уважать своих детей - довольно распространенная вещь.

Р.Л. Мама меня очень любила, но я была для нее - «вся в ошибках». Для меня, если ты человека любишь, ты его уважаешь. А если ты его не уважаешь, это уже не любовь, а какое-то давление, когда ты переламываешь человека под себя.

Е.С. Скажите, а как все это проецируется на Ульяну, вашу дочь?

Р.Л. Я, конечно, делаю ей замечания... Например, по поводу осанки... Ох.

Е.С. Вы все очень упрощаете, не стоит. Что же все-таки происходит?

Р.Л. Я видела, как она несчастна в русской школе. Я очень критично отношусь к нашей системе образования, она очень испортилась. Какие-то идиотские тесты, неохватные уроки, доклады, которые мы делали до полуночи. При этом нет знаний, нет времени просто на детство, на книги, на прогулки - постоянный стресс. Она каждое утро шла в школу, как на каторгу. Ужасное, неуважительное отношение мальчиков к девочкам, девочек друг к другу, учителей к ученикам. И тогда я отдала Ульяну в школу при французском посольстве. Сначала она ничего не понимала, а через три месяца заговорила по-французски. Ей тогда было 10 лет, сейчас 14. Потом я отправила ее учиться во Францию. Она не хочет возвращаться.

Е.С. А как сейчас все есть?

Р.Л. Хорошо. Видите, я много работаю, у меня много творчества...

Е.С. Рената Литвинова , но личная жизнь все равно какая-то имеется?

Р.Л. Но она у меня, скорее, такая... духовная. Бывает же и так. Не всегда же должна быть физиология.

Е.С. Наверное, так. Особенно с какого-то определенного момента.

Р.Л. (смеется). Ну да, это наша следующая тема. Но вот я сейчас наблюдаю юную Ульяну. Этот цветок распускается... Вот, думаю, сейчас начнется - влюбленности, драмы, страсти. Вот я сейчас ее провожала на вокзале, смотрю - стоит такой красавец, сторожит ее чемодан, она на него так пшикнула, и он - р-раз - побежал. Я говорю: «Ну что ты меня не познакомила?»

Е.С. Она сейчас вся про это?

Р.Л. Мне кажется, в таком возрасте это важная часть жизни. Все в первый раз. Им кажется, первый и единственный!

Е.С. Она с вами делится этими вещами?

Р.Л. Она, конечно, такая лукавая, но рассказывает... О чем-то может умолчать...

Платье, Chanel; колье Orquideas, белое золото, бриллианты, синие сапфиры, Carrera y Carrera; часы HyperChrome Diamonds, черная high-tech-керамика, бриллианты, Rado

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. Кто кому ближе в вашей семье?

Р.Л. Все близки, но по-разному. У меня такой дефицит времени... Но, с другой стороны, моя мама тоже занятая, но своими делами, в которых я не могу ее ущемлять, - пусть она живет, как ей нравится... Так что этот дефицит, общение набегами - может, это и хорошо. Надо только следить за здоровьем своих родителей. Это важно. Они так не хотят лечиться. Они и правда превращаются в детей.

Е.С. Хорошо, что есть дефицит времени? Мне кажется, это такая попытка убежать. Эскапизм.

Р.Л. Мама очень независимая. Это не побег, это наша с ней выработанная система общения. Нам так хорошо, чтобы никого не ранить, не давить, как раньше, не настаивать, не насильничать. Я с годами стараюсь огибать эти острые углы - у обеих есть характер.

Е.С. А кто вы все по знаку зодиака?

Р.Л. У мамы день рождения стоит 23 февраля, но это какие-то странные документы, мама нигде не могла найти свои метрики и выписки, где и когда она родилась, там какая-то семейная тайна - реально ее фамилии нет ни в каких архивах в тех местах, где она родилась. Ну какая она Рыба? Она скорее какой-нибудь Овен. Я Козерог, Ульяна - Лев.

Е.С. Понятно. То есть, конечно, далеко не все понятно, и все-таки канва прослеживается. Мне, по крайней мере, это близко.

Р.Л. Вы считаете, что я жесткий человек?

Р.Л. То, что вы сказали, распространяется исключительно на работу. Я действительно требую от людей того, что я требую от себя. А в быту - нет. Знаете, если бы я хотела выйти замуж, я бы это сделала легко.

Почему вы думаете, что я живу, КАК ШПИОН? И какой у меня уклад жизни? Он очень АСКЕТИЧНЫЙ

Е.С. У вас ведь много поклонников?

Р.Л. Я пользуюсь повышенным вниманием у молодых или очень полных мужчин. Короче, здесь нет проблемы. Особенно за границей. Во Франции сразу чувствуешь себя женщиной, там прямо активно знакомятся, даже на улице!

Е.С. Есть еще одна сторона, о которой мы не говорили. Как вы думаете, как воспринимает вас ваша дочь?

Р.Л. Многие ее друзья, даже французы, англичане, знают меня, смотрят в интернете, найдя по имени. Она даже гордится мной. Уля у меня добрая. У нее хорошее чувство юмора. И еще - она за мной следит, проверяет. Наверно, это точно так же, как я свою маму. Вот вечер, ночь. Я прихожу домой, а она: «Где ты была? Сколько сейчас времени? С кем ты была?» Я ей говорю: «Когда буду старенькая, не буду с тобой жить. Ни выпить, ни пойти погулять нигде... Я же не электричка по расписанию, вся предсказуемая?» В моей маме это тоже есть - она ненавидит давать отчеты!

Е.С. Ульяна волнуется. А вы разве не волнуетесь за нее? Где она? Когда придет?

Р.Л. Волнуюсь, конечно, но в ней вот эта... строгизна... Я ей говорю: «Если будешь так парней давить, они все разбегутся».

Пальто, платье, все - Chanel; колье Orquideas, белое золото, бриллианты, синие сапфиры, серьги Origen, желтое золото, ­бриллианты, аметист, все - Carrera y Carrera

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. Давайте подытожим наш непростой разговор чем-нибудь симпатичным.

Р.Л. Да, давайте выйдем в позитив.

Е.С. А у нас разве много негатива получилось? По-моему, все как у людей.

Р.Л. Я считаю, что мы должны давать друг другу свободу. И при этом быть где-то рядом.

Е.С. Свобода - это форма любви?

Р.Л. Если человек на вас давит, хочет, чтобы вы жили так, как он говорит, - он вас не любит. Если мне не будут давать свободу, я просто умру. Завяну. Это моя версия жизни.

Е.С. Это касается и вашей мамы, и вашей дочери - поэтому вы держите дистанцию и в одну, и в другую сторону?

Р.Л. Это не дистанция, а моя любовь. Пусть они живут, останутся сильными. Чтобы мы все могли вдохнуть и выдохнуть. А если нужно - я всегда рядом.

Е.С. Мне показалось, что у Ульяны очень кинематографичная внешность. И она довольно взросло выглядит...

Р.Л. Девочки быстрее взрослеют, внешне они как взрослые; а внутри - она все равно ребенок. Но она очень самостоятельная. До этого в Москве у нее была няня, а Ульяна очень авторитарная, всех под себя подминала. И няня все делала, как хотела она. Конечно, я оторвала от сердца своего ребенка, отправив в иностранщину, но сделала это осо­знанно, ради нее, не ради себя.

Е.С. А бабушка как с ней?

Р.Л. У нее две бабушки. Обе ее обожают, каждая по-своему принимает участие в ней.

Е.С. Ваш бывший муж тоже принимает активное участие в жизни Ульяны?

Р.Л. Да, мне кажется, это его самая любимая девушка на свете. В этом смысле он хороший отец. У нас с ним спокойные, прекрасные отношения. Мы к Ульяне ездим по очереди - он в одни выходные, я в другие.

Платье-пальто, Chanel

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. И все-таки что мы имеем в отношениях бабушки и внучки, если говорить о вашей маме?

Р.Л. Абсолютно то же самое, что она имела со мной. Ох, моя мама очень цельная в этом вопросе...

Е.С. Не делает выводов?

Р.Л. Никого не переправишь. Она по-прежнему критикует... И при этом восторгается ею, любит ее и нуждается в общении с ней. И еще: нет в ней (маме) этого исступления - пожертвовать собой, поехать, проконтролировать. Я говорю: «Мам, ну, может, ты съездишь, побудешь с Ульяной?» Она откладывает, она обожает ездить компаниями - со мной или с ее отцом.

Е.С. Может, она просто боится ехать одна во Францию?

Р.Л. Мне всегда она казалась такой бесстрашной, но вы правы. Она боится, что никто не говорит по-русски. Ее никто не будет там слушать, понимать и разговаривать. Им так нужны свои насиженные места... Даже перемещение из квартиры в квартиру - стресс. Я звоню своей маме каждый день. Но она все-таки абсолютно самостоятельная, у нее всегда есть свои планы, и она отстаивает свою независимость. У нее есть собачка. Она часто ко мне приходит с проверкой, как я живу.

Е.С. И как все-таки вы можете оценить эту вашу цепочку - мама, вы, Ульяна? Есть ли преемственность поколений?

Р.Л. Есть связь, конечно. Мама всегда была недовоплощенной артисткой, а я пошла на сценарный факультет. Вообще, кино - это во многом мамино влияние. И я отчасти стала актрисой, играю в театре. Ульяна тоже иногда снимается у меня.

Е.С. Кем бы вы хотели видеть Ульяну?

Р.Л. Пусть она сама себе выберет путь. Она очень конкретная, когда хочет, ставит задачу и всегда ее выполняет.

Комбинезон, браслеты, колье, все - Chanel

ФОТО Timur Artamonov

Е.С. А склонности у нее какие?

Р.Л. Она очень хорошо считает. Это у нее, видимо, от папы. Есть какая-то хватка.

Е.С. Чему она учится во Франции?

Р.Л. У нее сейчас общеобразовательная программа с уклоном в математику. Сейчас она учится во Франции, но на английском языке.

Е.С. То есть это не то чтобы вы сейчас начали ее ­активно снимать, продвигать как актрису?

Р.Л. Самое главное сейчас - учеба. С моей точки зрения, в таком возрасте странно предлагать ребенку другие приоритеты, хотя многие родители отдают своих детей, например, в модели уже в маленьком возрасте, а ведь это тяжелый труд, кража детства, но они все равно идут на это. Ульяна - не модель, это точно.

Е.С. Актриса?

Р.Л. В ней есть киногения, именно на пленке. Но ей это самой решать. Хотя кино - это огромный семейный клан.

Е.С. А сейчас мама принимает ваш образ жизни, ваш семейный статус?

Р.Л. В маме есть некая красивая нематериальность... Это у нас бабушка постоянно говорила про замужество. А мы - нет, мы не такие. Нет такой зацикленности - замуж выйти. Она никогда в жизни меня об этом не спрашивала.

Я полюбила свои КОМПЛЕКСЫ. Они помогли мне, усилили мою мотивацию - ДОБИТЬСЯ, доказать

Е.С. Стало быть, она принимает вас такой, какая...

Р.Л. (резко). Мне много лет. Как можно дожить до моего возраста и согласовывать свой образ жизни даже с мамой? Согласитесь, скорее я уже должна согласовывать с ней ее проблемы.

Е.С. Но она абсолютно в курсе того уклада жизни, который у вас существует?

Р.Л. Она живет в соседнем подъезде и, конечно, все знает про меня. А я про нее - я наняла ей водителя, он везде ее возит, и я знаю, куда она направилась после работы или на выходные. Еще моя мама обожает со мной ездить на гастроли со спектаклями, когда МХТ им. Чехова выво­зит «Вишневый сад» или «Свидетеля обвинения». Скоро поедем в Ригу, потом в Минск. Почему вы думаете, что я живу, как шпион? И какой у меня уклад жизни? Он у меня очень аскетичный. Я не нахожусь в поисках связей. У меня в принципе этого «замужественного» момента нет. В каком-то смысле я на время закрыла для себя эту страницу. Никто не любит чужих детей. Мне так хорошо.

Е.С. Как сейчас все есть?

Рената Литвинова - одна из самых стильных и востребованных российских актрис, а также режиссер, сценарист и продюсер - отмечает в четверг юбилейный день рождения. Сейчас она репетирует собственную пьесу в МХТ имени Чехова - одну из ролей в спектакле сыграет Константин Богомолов, а музыку напишет Земфира. Также Рената заканчивает работу над новым фильмом, а день рождения планирует отметить с самыми близкими людьми.

В интервью ТАСС Рената Литвинова рассказала о своих проектах, поделилась размышлениями о любви и профессии режиссера.

- Рената, что именно вы сейчас репетируете в МХТ?

Я начала репетировать одну пьесу, а потом в процессе мне стало неинтересно ее делать - это был эскиз, словно не роли, а полуроли, все не мое, и, разумеется, это был не Чехов! И я написала свою пьесу "Северный ветер" - под тех артистов, с которыми я хотела работать. Как правило, я работаю с людьми, которые хотят работать со мной. И верю в то, что все отношения строятся на обмене.

Я люблю переключаться с театра на кино, мне не нравится отдыхать подолгу, это вгоняет меня в депрессию

Я очень люблю тех, с кем мы вошли в репетиционный период: выдающийся артист Борис Плотников, любимые артистки Софья Заика, Яна Сексте (с которыми я работаю в кино) и, конечно, мои новые соратники Павел Ворожцов, Павел Табаков и Мария Фомина. Специальная роль - у режиссера Константина Богомолова. Также у меня сыграет "старейшина" МХТ Раиса Максимова. Она исполнит роль вечной Алисы, которая знает, как скрываться от смерти. Все роли выписаны индивидуально и им нет замены. Больше не буду открывать никаких секретов. Ну разве что… еще скажу, что художником по костюмам выступит мой большой друг Гоша Рубчинский и, главное, музыку к спектаклю напишет Земфира. Пьесу планируем выпустить весной.

- Удалось ли вам снять фильм, который вы анонсировали в 2015 году? Когда он может выйти?

Про мои кинематографические планы - параллельно с репетициями в театре я планирую недельную досъемку к тому материалу, который остался после картины "Сны Иосифа". Снятого хватило бы на полнометражный фильм, а в рамках проекта "Петербург. Только по любви", состоящего только из новелл, я не могла выйти за лимит 20 минут, и, разумеется, это было как вздох перед большим фильмом. А сейчас я хочу выдохнуть. И смонтировать первоначальный сюжет, где главные роли играют Яна Сексте и Софья Заика. Вообще я люблю переключаться с театра на кино, мне не нравится отдыхать подолгу, это вгоняет меня в депрессию. Хотя если бы я не погружалась в грустные периоды, то, например, не написала бы так быстро свою пьесу про Север и его северных людей. В каком-то смысле все минусы в своей жизни я "перетапливаю" в плюсы: я проглатываю трагедии и перевариваю в тексты, сценарии и пьесы.

- А в дальнейшем вы сами будете сниматься в кино?

Я иногда соглашаюсь сниматься не у самой себя. Последние проекты - "Про любовь" Анны Меликян и немецко-английский "Страх", в котором я говорила и на английском, и на русском, играя инфернального персонажа - не человека, кстати. И это был потрясающий опыт: снимали по ночам в католической церкви XIII века под Берлином. И режиссер Владислав Йо, и вся съемочная группа были такими одержимыми и молодыми, что невольно в этот съемочный период мы превратились в кинематографическую семью. Ожидается, что продолжатся съемки второй части, где будет играть Тильда Суинтон.

- Что для вас означает уход из кино Киры Муратовой?

Про любимую Киру Муратову - она подтвердила мне, что не будет больше снимать как режиссер. И поймите: это тяжелая профессия - и морально, и физически.

Помню, у нас были сплошь ночные смены и всегда на улице, когда холод, а нужно изображать теплое время года. И это такая работа, когда ты не можешь вернуться домой к ужину и быть прилежной женой и матерью, как все… Я до сих пор уверена, что режиссура - не женская стезя, хоть и сама режиссер. Кира меня многому научила, я бесконечно люблю и уважаю ее. Я верю: а вдруг случится чудо - наконец дадут на фильм бюджет, а не малобюджет, как всегда, и, может, Кира снова начнет снимать?..

- Как вы будете отмечать день рождения?

Я верю в любовь до гроба и после гроба. Но это моя концепция

День рождения я отмечу в очень узком кругу. Я намеренно уехала из Москвы, забрав с собой маму, дочь и близких мне людей. Не подстраиваясь ни под какие "вежливые реверансы", буду наконец с теми, с кем хочу, и как хочу. Потом в Москве отмечу еще раз с московскими товарищами, но тоже очень немногочисленными. И еще в Париже! Но 12 января я буду в северном месте, где много снега, как в моей пьесе "Северный ветер". Будем, конечно, танцевать.

- Если бы вы сами читали лекцию про любовь, как в одноименном фильме, что бы вы могли сказать?

Смысла в жизни нет, каждый его назначает себе сам. Поэтому мой смысл - любить. И не только себя и своих родственников. А кого-то, с кем можно не разделять на хорошее и плохое. Я верю в любовь до гроба и после гроба. Но это моя концепция.

Беседовала Наталья Баринова

Ренату Литвинову приметили после “Нелюбви” Валерия Рубинчика, для которой она написала сценарий, а воспели после “Увлечений” Киры Муратовой, где она исполнила собственные монологи от имени медсестры Лили. С тех пор Литвинова - прима нового российского кино. Недавно она дебютировала как продюсер фильмом “Небо. Самолет. Девушка”, а сейчас заканчивает - уже как режиссер - фильм “Богиня”.

Ренату любят, ею восхищаются - я знаю многих таких, влюбленных в нее, по преимуществу мужского пола. Ренату не любят, даже не терпят - и таких, ею раздраженных, я тоже знаю много, по преимуществу пола женского.

За что ее любят - вопрос праздный и лишний. Любить “за что-то” - занятие странное, “за что-то” можно ценить. Рената Литвинова знает это лучше многих, иначе не сочинила бы сценарий фильма “Небо. Самолет. Девушка”, где небесная девушка Лара испытывает смертельное чувство к брутальной пустоте в штанах и наполняет своего никчемного избранника этим чувством. Лара именно любит, а не влюблена: для Ренаты разница существенная. “Влюбленность - это потрясающе, ты можешь испытать ее бесконечно много раз. А любовь - нет. Иногда она совсем далека от чувственности, совсем-совсем. Это какой-то удар ножом в сердце и вечная боль. Ты ходишь с ножом в сердце годы и годы, и это называется любовью”. - “Специально не вынимаешь ножик?” - “А как его вынешь? Он же не вынимается, этот нож, воткнутый в сердце. Пока сам не растворится. Но даже и тогда металл останется, не забудется. Любовь - это большие-большие раны. Это не мясо, но что-то очень кровавое”.

За что ее не любят - вопрос тоже лишний, все понятно. Вряд ли ревнуют к успеху - разве что чуть-чуть. Скорее раздражены на эту ее вызывающую, ни-на-кого-не-похожесть, которую со зла называют манерностью; на то, что она в своем роде одна. То ли придумала себя, то ли на самом деле такая. В любом случае обидно, и я понимаю недоброжелательниц. Они, наверное, думают: если на самом деле такая, то почему именно она, а не я? Если придумала себя такой, то почему именно ей это в голову пришло, а не мне?

В нелюбви Рената тоже знает толк. Она даже назвала так сценарий, по которому Валерий Рубинчик поставил фильм с Ксенией Качалиной в главной страдательной роли. “Нелюбовь” сделала Литвинову известной, но еще не модной. Ей было двадцать четыре, и она считает это время самым страшным в своей жизни. “Ко мне сейчас на пробы приходят молодые артисты, я спрашиваю, сколько им лет. И если слышу, что двадцать четыре, то думаю: боже мой, как страшно... Такой пик отчаяния. Прямо какой-то ужас, полная безысходка”. Может, потому и сочинилась “Нелюбовь”.

Мужчинам в ее ранних сценариях доставалось крепко. Получались они у нее жалкими особями. “Сейчас я не сражаюсь с мужчинами”, - сообщает мне Рената, и это означает, что раньше сражалась. Она пересмотрела свой взгляд на мужской вопрос, а в остальном - не изменилась. “Я всегда была такой, сколько себя помню”, - утверждает Рената, имея в виду не образ ослепительной белокожей блондинки с чувственно яркими губами, а способ воспринимать окружающий мир и вступать с ним в отношения. Например, с материальным миром у нее отношения натянутые. Так исторически сложилось. Приборы в ее руках ломаются, лампочки взрываются. “Я побеждаю электричество, оно у меня отключается”. - “У вас есть этому какое-нибудь ненаучное объяснение?” - “Не-а. Я стараюсь не вникать, чтобы совсем не обезуметь. У меня даже однажды бутерброд из рук выскользнул и мне на спину приземлился, представляете?” Я представляю с трудом. Вежливо интересуюсь, в какой позе Рената его ела. “В обычной. Мне его принесли, он выскользнул, подпрыгнул и прилип к спине. Даже бутерброд против меня”.

Это она в маму. Рената рано поняла, что мама о ней, конечно, заботится, но вообще-то о ней самой заботиться не мешает. “Моя мама - очень творческая и совсем безбашенная”. - “А чем мама занимается?” - “Она у меня врач”. - “Как интересно. От каких болезней лечит?” - “Она у меня хирург”. - “Ого. Лечь под скальпель безбашенного хирурга - это, наверное, жесткий опыт”. - “Моя мама, чтоб вы знали, потрясающе хороший специалист, у нее очень легкая рука. Я ее от всех обстоятельств защищаю, она мне жалуется то на одно, то на другое. Вот вчера звонит, говорит, что бусы какие-то потеряла. Я ей пообещала новые подарить. У меня еще бабушка была уникальная. Бабушка умерла, а маме дай бог здоровья. Вообще мне с моими женщинами повезло, они обе нереально гениальные. Конечно, они наделали кучу ошибок в жизни, но я их за это дико люблю”.

Еще она дико любит другую женщину - дочку Улю. Называет ее главной женщиной своей жизни. Портрет рыженькой Ули украшает мамину сумочку. Уле два года и два месяца, она потихоньку начинает говорить, называет себя Уняней, скучает, когда мама в отъезде, и собирается сниматься у нее в кино. “Я ее больше не оставлю. Никогда. Вот поеду в декабре на новые съемки и возьму ее с собой”.

Я высказываю аккуратное предположение, что Рената решила стать мамой, когда почувствовала себя готовой к этому, но она не оставляет камня на камне от моей версии: “Да вы что? Не думала, не гадала. Просто на меня свалилось такое счастье. Контрамарочница моя, бандитка маленькая”. Наверное, у Леонида, мужа Ренаты, другие представления о происхождении двухлетнего счастья, но мы с ним об этом не разговаривали. Имя выбирала Рената, ей захотелось, чтоб дочка стала Ульяной. “Сильное имя. И дочка у меня сильная”.

Рената тоже сильная, факт. Любит слово “нереально”, но представления о жизни у нее наверняка самые реальные. Не надо думать, будто она не от мира сего. Это большая ошибка так думать. Рената, конечно, протестует, когда ее называют деловой женщиной, говорит, что совсем не деловая, что устала, что сил нет, что вот и в сумочке у нее бог знает что, а у деловых женщин так не бывает - и показывает мне набитую сумочку. Там действительно впечатляющий раскардаш, но я все же настаиваю на своем: у дамы без деловой жилки и жесткой хватки - талант не обсуждается, это само собой - не получится совместить в себе актрису, сценариста, режиссера, продюсера, телезвезду, светскую леди, жену, хозяйку дома - и чтоб еще на ребенка время оставалось. У Ренаты же получается совмещать, не поступаясь хрупким образом ослепительной и не приспособленной к земной жизни блондинки. Особый дар, между прочим. Она умеет быть жесткой, вы уж мне поверьте.

Когда мы по телефону договаривались о месте встречи, и я долго проявлял географическую бестолковость, Рената в какой-то момент вышла из образа и стальным тоном с едва заметной капризной нотой оборвала очередной мой вопрос: “Ну, все. Я не могу пятнадцать минут тратить на разговоры. У меня монтаж”. У нее действительно был в тот момент монтаж “Богини”, первый фильм не шутка, но главное - я почувствовал, как Рената умеет себя поставить, когда надо. И официанта в ресторане, который мы с ней ошибочно облюбовали, она отчитала по полной программе. Нам мешала громкая музыка, Рената вежливо попросила утихомирить децибелы. Потом попросила во второй раз. Потом резко встала, подозвала официанта и сообщила ему, что отменяет заказ и уходит. Прибежал управляющий, долго извинялся и был царственно прощен.

Хрупкую беззащитную блондинку-грезу, гостью из призрачного прошлого она придумала отлично - безупречный ход, чистая работа. “Не было у меня никакой специальной прикладной цели, не думайте. Мне просто захотелось стать такой. Да и кому, скажите, я была интересна со своим образом? Только сама и наслаждалась”. Ну, это уж позвольте. В середине 90-х, когда старого кино уже не было, нового кино еще не было, но светская киношная тусовка бодро обновилась и разжилась разными модными персонажами, Рената “со своим образом” в той тусовке блистала на правах первой гранд-дамы. Я так прямо это ей и говорю, а она делает вид, что удивлена: “Ну с чего вы взяли? Кидаетесь фразами какими-то”. - “Ничем я не кидаюсь. Ведь ни один светский раут без вас не обходился”. - “Серьезно?” - “Это я вам буду рассказывать?” - “А я вот, представьте, не замечала. Была такая изолированная, никому не интересная страдающая душа”. - “Одно другому не мешает”. - “А-а-а, так вы меня про тело спрашиваете? Имеете в виду, что тело транслировало полную востребованность? Спасибо. Но душа-то мучалась”.

Про взаимоотношения души и тела ей говорить интересно. Не любит перегибы - когда о теле заботятся, а душу забрасывают в дальний угол. “Вкалывают в себя разные вещества, а сами - злобные и отвратительные. Нет, мне не нравятся все эти молодящиеся артистки с шиньончиками. Все эти искажения пластические, все эти лица натянутые-перетянутые. Что они себе думают, что у них с головой? Это же кража души”. Звучит как страшный приговор. Я пугаюсь. Лепечу, что здесь возможны варианты. Вот, скажем, Марлен Дитрих удалилась с глаз публики долой, чтобы ее старение не стало ничьим достоянием, а оставалось бы ее личной драмой. А Лени Рифеншталь до ста лет ныряла на людях с аквалангом и своих морщин не стыдилась. И Анни Жирардо тоже проблемы из них не делает. Какой вариант ей, Ренате, ближе? “На самом деле правильно состариться - это проблема головы. Есть красивые морщины, есть некрасивые. Лучше бы Жирардо ушла”. - “У кого красивые?” - “У Фанни Ардан. У Анук Эме, она - гениально состарившаяся женщина. А Брижит Бардо просто мопс”. Я опять пугаюсь. “Нет, интеллигентные методы борьбы с возрастом я не отрицаю, - проявляет Рената великодушие. - Человек ведь внутри себя не стареет. Может, чуть-чуть устает, ломается. Но внутри он такой же маленький, каким родился когда-то. И очень несправедливо это несоответствие постаревшей оболочки детскому самоощущению. Поэтому я буду приветствовать желание ухода от старости. Пускай, пускай. Только надо чувствовать меру, не пытаться вообще время остановить”.

“Мало времени, мало времени”, - повторяет Рената несколько раз, пока мы беседуем о разном. Когда она впервые почувствовала, что времени мало? “Я всегда с этим жила. Не успеешь сказать раз-два-три, как уже старая-старая или вообще в гробу лежишь”. Я пугаюсь в третий раз. Конечно же, фильм “Нет смерти для меня” она делала не только про блистательных див советского кино, но и про себя. Примеряла их судьбы.

С дивами она в особых отношениях с детства. В школе ее сторонились, она сторонилась в ответ. По вечерам возвращалась домой, там никого не было, потому что мама допоздна горела на работе. Ждал Ренату только голубой волнистый попугайчик Тотоша. А также великие актрисы, которые каждый день в шесть вечера по радио устраивали “литературные чтения”. Все одноклассники гуляли во дворе, а Рената слушала радио. И поедала сосиски с зеленым горошком. “Они в термосе были, потому что газ зажигать мама мне не разрешала. У меня до сих пор к сосискам отвращение, я их все детство каждый день ела. Горошек-то, хрен с ним, а сосиски видеть не могу”. Под эти самые сосиски она, наверное, и вымечтала ту блондинку, в которую потом превратила себя. Пока она мечтала, одноклассники обсуждали ровесниц-блондинок, а одноклассницы - соответственно, ровесников разного окраса. “Помню, был у нас урок физкультуры зимой. Учитель сказал съехать на лыжах с горки. И ко мне подошел Протасов, был у нас такой маленький и страшный, не знаю, что с ним сейчас, так вот, подошел он ко мне на горке и сообщил, что у него была ночь любви с какой-то девушкой. Так важно сообщил и съехал вниз. Восьмой, что ли, класс. Я просто была в шоке. Думала: боже мой, чем занимается наш Протасов... Или девочки мне иногда жаловались, что им приходится ходить в больницу и предотвращать свои беременности, а я все думала: боже мой, боже мой... Я была подзадержавшаяся в развитии, я еще не жила такой жизнью, все ждало меня впереди”. Представляю себе Ренату - наперсницу беременных девочек, мне смешно. Наверное, высокая такая, нескладная. “Да, я была дико высокая. Рядом с Протасовым уж точно. Бедный Протасов, прости меня”. - “Вы так уж за него не переживайте. Может, он в порядке, заседает где-нибудь в совете директоров”. - “Протасов? Это вряд ли”.

У нее нет нежных чувств к своему нежному возрасту и к одноклассникам (“глаза бы мои их не видели”). Она считает себя терпимой, но признается, что чем дольше живет, тем лучше понимает, что, если человек неприятен, то не нужно ни его понапрасну мучить своей терпимостью, ни себя. Произносит это свое “чем дольше живу” - и сама смеется. А потом задает вопрос: “Вы знаете, какой я была, что называется, в молодости?” - и опять смеется. “Вот, докатилась, такие страсти вам говорю”. И тут же без перехода: “А вам сейчас сколько?” - “Мне тридцать пять”. - “Ну, хорошо. Еще не старый”. - “Но уже не молодой”. - “Не-е-т, для мужчины это вообще не возраст. Для умной женщины тоже. Для дуры, конечно, плоховато. У нее уже все в прошлом. А для умной - самый класс”.

У Ренаты Литвиновой сейчас как раз тот самый “классный возраст”. И она умная, тут даже недоброжелательницы не возразят. А доброжелатели закивают головами.

“Скажите, Рената, мужчина способен понять женщину, как вы думаете?” - “Женщину не нужно понимать. Ее нужно любить”.

Ренату Литвинову обозвали секс-символом без ее одобрения или неодобрения. Она сохранила равнодушие. И с тех пор реагирует на это сочетание легкой скукой на лице: поймите, мне есть о чем думать. Она пишет очередной сценарий, в надежде, что уж этот-то для себя-режиссера. Уж в этом году непременно начнет экранизировать свои мысли. Потому в последнее время превратилась в затворницу букв, из которых складывает историю. Почти не выходит в свет. Поговаривают, что замужество ее переменило. Но это, похоже, изумление окружающих себя выдает: они не думали, что символ одиночества - определение, подобранное для Ренаты мужчинами-журналистами, - может вступить в противоречие с собственным имиджем.

Да разве у секс-символа спрашивают, хочет ли она ребенка и каково ей замужем. У секс-символа мечтательно просят фото на память, да желательно, чтоб побольше секс- и поменьше символа. А у нее ведь мозг есть. И все эти прыгалки с секс-символизмом - такое детство, из области бессознательного на ранней стадии развития гомосапиенса. И от одной своей фотографии в "Плейбое" она до сих пор не может отойти, хотя даже мама махнула рукой: "Было - и было". Но ведь такой некрасивый кадр - как же фотограф не понял? Это она страдает без красоты. А фотограф, может, ухватил откровение тела и мысленно взревел от удачи, поскакал проявлять и печатать. Поэтому ну их. Секс-символ - так секс-символ, общественная маска, утеха мужчин-созерцателей. Да и для нее защита. Все равно не скажет публике, хочет ли она ребенка и каково ей замужем. С какой стати! Любуйтесь тем, что сами нафантазировали и дайте ей жить по-своему.

- Рената, что доводило вас в детстве-отрочестве до слез? И что доводит до слез сейчас?

То же, что и в детстве. В детстве никто не научен защищаться, если чувствителен, ведь есть и нечувствительные дети, элементарные и равнодушные. В детстве я ощущала то, что я совсем одна, значит, что-то во мне не так, неправильность какая-то, неумение быстро поступать так, чтобы быть ловкой, уверенной, агрессивной, - все те качества, что ценятся в детстве, а во мне этого не было совсем, хотя этому можно научиться, даже играть в это, но в любом случае для меня это было неестественно. И если кто-то ко мне вдруг был добр, я была этому человеку благодарна! Может, некоторые мои знакомые из детства и удивятся...

- Чем вы не нравились окружающим в детстве?

Тем же, чем и сейчас. Но так же, как и сейчас, мне никогда не бросали обвинения в лицо, ничего конкретного.

- Говорил ли вам, ребенку, кто-либо из взрослых, что у вас большое будущее, что вы талантливы?

Более всего у взрослых я вызывала удивление, любопытство, смех и вздохи, но одновременно и уважение. Я занималась по классу фортепиано, и если мне говорили о способностях, то это мне было даже стеснительно, и я эти разговоры не любила. Бабушка спрашивала у меня всегда два вопроса очень драматическим тоном: "Что с тебя будет? Что ты себе думаешь?"

- Помните первую смерть, с которой вы столкнулись?

Страшна не сама смерть, а все эти атрибуты. Умирала наша соседка, и другая соседка, причем взрослая уже женщина, прибежала и с таким ажиотажем кричит: "Там Раиса умирает, пошли скорее, посмотрим!" Тогда в детстве в подъездах, если кто-то умирал, выставляли крышку гроба, обтянутую материей, ничего страшнее уже для меня не было - нужно было как-то пройти, чтоб этого не увидеть. Или была история с мальчиком, который подавился косточкой - все дети бежали на похоронную музыку в тот полдень, и я помимо воли, как у Гоголя в "Вийе", глянула ему в лицо - все в цветах, и в ту же ночь он явился ко мне в комнату, недалеко от кровати стал в белой рубашке, как утопленник, с узкими малиновыми губами, с закрытыми глазами, сине-бледной кожей - свет на него падал только от фонаря за окном. В руках у него был неземной цветок. Выбежать из комнаты нельзя было никак - он стоял в углу у дверей. И как будто укорял меня.

- А ваше самое памятное детское счастье?

До школы - все одно сплошное счастье, не было боли. Вот школа - уже не детство, я так считаю, там даже жесточе, чем в обычной жизни.

- Когда и как появились у вас первые высокие каблуки?

Это были мамины туфли, я одела и пошла в кино, и встретила мальчика из школы, и он ТАК посмотрел на меня, я подумала: опять что-то не так, я ужасна - так он мне отравил первую радость этим своим взглядом. Но я ему благодарна, что хотя бы ничего не сказал.

Какой вы были на выпускном вечере в школе? Было ли это событие переломным для вас, испытывали ли страх перед тем, что будет дальше?

Такие вопросы, как будто я на приеме у психиатра... Ну, на выпускном вечере я была, может, час, и ушла вместе с мамой и своей подругой Таней, которая впоследствии стала известной оперной певицей. Там было смешно. Никаких расставательных чувств. И неинтересно. Помню только актовый зал с выключенным светом и по стенам и углам разгоряченные лица. Когда мы спускались по лестнице, на другом этаже строгали бутерброды и распаковывали торты, но пахло сквозняком, казенной школой и хотелось скорее уйти. Я была счастлива, что все наконец кончилось.

Рената, как вы думаете (по опыту общения), у каких мужчин и каких женщин вы можете вызывать чувство неприятия вас?

У самых разных. У людей бывают такие убедительные мотивы.

- А что меняет в женщине замужество?

- Вас тяготит зависимость от мужчины, если, конечно, это состояние вам знакомо?

Совсем не тяготит, может, это тяготит мужчину?

Приносит ли вам удовлетворение такая личностная суета: там побыть актрисой, тут - сценаристом, потом, возможно, режиссером приоткрыться? Из-за чего этот хаос?

Изменение качества, перемена профессии - я бы советовала это многим. Я сама пишу, мои сценарии сделали многие режиссеры, я имею этот опыт. Я играла в своих сценариях как актриса - это другой опыт. И теперь мне надо сделать фильм как режиссеру, потому что все остальное пройдено. И если с кем-то работать в старом качестве, то только когда очень интересно, когда будет новый результат. Но в изменении профессии для многих сейчас я вижу позитивный выход, в этом нет ничего трагического или позорного, как иногда человек думает про себя. Вот я читаю мемуары Ольги Чеховой - она была звезда кино, но, когда ее перестали снимать, она осталась без работы и доходов и стала работать как косметичка. И на первый ее прием пришли трое мужчин, чтобы сделать педикюр - они хотели, чтобы это им сделала сама звезда. Такие первые клиенты. Но со временем ее бизнес очень процвел - в ее жизни появился новый смысл, работа и деньги, которые дают некую независимость. Исчерпав себя в одном, найду себя в чем-то другом. Перемена статуса, падение после успеха - это не трагично для меня, в этом есть польза, движение - не остановка. Хуже всего незанятость.

- Когда приходится кого-то долго ждать, чем вы развлекаетесь?

Я легко жду. Во мне есть эта стоичность. Просто всегда думаю: а есть ли в том смысл, нужен ли этот человек мне такой ценой? Если знаю, что смысл есть, то жду до последнего, до конца.

- Вы в детстве сочиняли страшилки?

Это то, что у меня всегда канючили и в пятидневке, когда тебя забирают только на выходные, и по ночам все просят рассказать историю, и потом всякие подружки на переменах. Я уже тогда поняла, что рассказывать истории - это как работа. Мне нравилось хранить их в себе, а рассказывать - это уже труд.

- И когда вы стали записывать то, что приходило в голову? Кому давали читать?

Никому не давала читать, только когда заставляли, например, чтобы поступить во ВГИК на сценарный факультет, нужно было сдать папку рассказов. Уже во время учебы во ВГИКе, моя бабушка брала у меня со стола тайно что-то почитать... Потом я прихожу, смотрю, она какая-то не такая, взволнованная, я спрашиваю: что случилось? - тогда она мне с обидой: "У меня над кроватью не старый потертый коврик висит, у меня ковер целый, нигде ни одной потертости!" И так несколько раз. Оказалось, она прочитала у меня в рукописи: "Над кроватью у нее висит старый потертый половик". Она всегда принимала написанное на свой счет. И сколько было конфликтов, когда я кричала: "Так ведь это не про тебя написано!" В общем, я не люблю давать читать рукописи. Помню, Кира Муратова все хотела почитать у меня сценарий, как мне казалось, раньше времени, я ей сказала: вот я вам покажу, что он у меня есть, но пока читать не дам, позже, - так она вырвала у меня его из рук и стала бегать вокруг такими неровными кругами. Конечно, мне было неудобно гнаться за ней и выдирать его обратно, но я испытала "душевную травму".

- Чего вы не прощаете? Злопамятны ли?

Я прощаю. У меня есть такие люди, которые вне прощений и обид, как мама, например. Я всегда прощаю людей, правильнее - я их не виню, просто я могу исключать их из своей жизни. Как правило, это необратимо: иногда они могут жить в памяти, и я могу по ним скучать, как по умершим, к которым нельзя вернуться. Я не чувствую обид на людей. Я могу быть ими поражена - насколько можно быть неумно злым, как можно так больно ударять, быть жестоким, подлым или вором-обманщиком. А если не обижена-унижена, то и не мстишь. Если бы я была поставлена в условия, как Гамлет, - мстить за любимых... Но у меня не было такого опыта.

- В чем ваш конфликт с Кирой Муратовой? Казалось, что вы так хорошо понимаете и дополняете друг друга.

У меня с Кирой Муратовой никакого конфликта нет и не может быть. Настал момент паузы, не знаю, какой длины. На проекты все труднее и труднее найти финансирование, особенно, когда деньги не государственные, а частные. Встает вопрос о возврате денег. Как потом продавать картину, будут ли ее смотреть - нет уже той полной свободы режиссера, которая была последние лет семь, особенно если режиссер с таким именем, диктовать ему никто не смел. Сейчас и имя не гарантирует независимость от денег. Я склоняюсь перед ее талантом, она выдающийся режиссер, сверхсильная личность, я разрываюсь между чувствами к ней - я и в поклонении, и мне ее так жалко, как бывает жалко родного человека, когда ему плохо, и ты не можешь ему помочь.

Вы снимаетесь в новой картине Рустама Хамдамова. В чем секрет его обаяния? Не пожалели, что расстояние между вами сократилось до совместной работы, не лучше ли было оставаться на почтительной дистанции?

Рустам - гений. В его таланте нет надсмеханий, ущербности, зла, того, что сейчас почти во всех талантливых картинах. С ним я подавлена его самодостаточностью, в него нельзя что-то привнести. То, что он делает на пленке, - совершенно, я не видела ничего красивее и вдохновеннее, чем фильм "Нечаянные радости", вообще в мировом кинематографе. Я счастлива, что знакома с ним, а вы такое спрашиваете! Он общается с тобой и отдает, но ничего не берет взамен от тебя, ты ничем ему не можешь помочь, ему ничего не нужно. Половина нашего фильма уже снята, остались съемки в Казахстане.

- Кажется, что вам должно быть близко творчество Достоевского и Сартра? Есть ли любимые произведения?

- А Фрейда читали?

Да, с ним у меня была такая история: я в детстве нашла в шкафу книгу Фрейда и с увлечением читала ее, я не понимала только значения одного, часто встречавшегося слова, почти в каждом абзаце - "гениталии, гениталии". Я решила, что это какое-то теоретическое, вводное слово. И все равно мне было интересно. Я читала это как возвышенный текст о человеческой душе. С тех пор я больше Фрейда не читала.

Счастливо.

Предыстория этого интервью:

Рената Литвинова родилась в 1968 году в Москве, в семье врачей. В 1991 году закончила сценарный факультет ВГИКа. С 1990 по 1998 год по ее сценариям сняты фильмы: "Ленинград. Ноябрь", "Нелюбовь", "Трактористы-2", "Мужские откровения", "Принципиальный и жалостливый взгляд". В 1994 году Рената сыграла одну из главных героинь в фильме Киры Муратовой "Увлеченья" и на фестивале "Кинотавр" получила приз за лучшую женскую роль. Спустя год кинокритики назвали ее единственно возможной актрисой в номинации "человек-стиль". В 1996 она стала автором одной из новелл и сыграла ее героиню в фильме Киры Муратовой "Три истории". В 1997 начала сниматься в киноленте Евгения Митрофанова "Третий путь" (первоначальное название "Не хватайте скорпиона за уши") и в картине Рустама Хамдамова «Вокальные параллели». Первый проект завершен, второй пока нет. В конце 1997 года Рената вышла замуж за продюсера Александра Антипова. В 1998 Валерий Тодоровский закончил картину "Страна глухих", снятую по повести Литвиновой "Обладать и принадлежать". Съемки нового фильма Киры Муратовой по сценарию Ренаты и с ее участием как актрисы были остановлены из-за отсутствия денег, а также из-за творческих разногласий режиссера и продюсера.