Наверное, любой из нас, интересующийся темой семьи, детей, воспитания, не раз сталкивался с именем Людмилы Петрановской. Психолог, педагог, публицист, автор множества публикаций в самых разных изданиях.

Людмила Петрановская в своих книгах и статьях не только помогает взрослым разобраться в их отношениях в семье, найти общий язык с детьми, сделать свой максимум для того, чтобы все члены семейной ячейки функционировали гармонично. Петрановская написала несколько книг и для самых маленьких, например, «Звёздный мир в картинках» и «Что делать, если…» для школьников, которые в этот сложный переходный период ежедневно сталкиваются с ситуациями выбора и с проблемой поиска верного решения.

Но, конечно, больше всего книги Петрановской любят мамы. Людмила Владимировна – адепт теории привязанностей, которая в последние годы набирает огромную популярность. Когда теория становится массовой, она обретает ряд прочтений, которые могут быть далеки от первоисточника и даже в чем-то искажать исходную идею. Во многом так произошло и с теорией привязанностей.

Людям так понравилась идея, что многие мамы без специального образования и, к слову сказать, часто без подробного знакомства с теорией, начали трактовать её по-своему, часто путая привязанность со вседозволенностью. Именно отсюда пошли гиперболические мемы про ношение ребенка в слинге до армии и грудного вскармливании до первого класса.

Людмила Петрановская в 2014 году написала две книги, в которых подробно раскрывает теорию привязанности с учетом именно российских реалий.

Книги «Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка» и «Если с ребенком трудно» практически сразу стали бестселлерами.

Петрановская на протяжении долгих лет занималась психологическими трудностями при усыновлении детей, и, как результат ее работы, в 2012 году появился Институт развития семейного устройства – общественная организация, занимающаяся обучением приемных родителей.

Темы детства, родительства, семейных взаимоотношений актуальны сегодня так же, как и сотни лет тому назад.

Петрановская постоянно подчеркивает, что «тот, к кому ребенок привязан, утешает и придает ему сил просто фактом своего присутствия. Живет ли семья в роскошном особняке или в трущобах, в мегаполисе или в джунглях, живет ли она как все семьи вокруг, или сильно отличается от социальной нормы – ребенку все равно. Родители есть, они рядом, они смотрят на меня с любовью, они отзываются на мой плач – все в порядке. Вокруг может быть экономический кризис, глобальное потепление, эпидемия гриппа, наводнение или война – если сами родители в порядке, если они с ребенком не разлучаются слишком надолго и выглядят достаточно уверенными и спокойными – ему хорошо. Потому что благополучие ребенка зависит не от условий, в которых он живет, а от отношений, в которых он находится».

Интересна и во многом новаторски звучит идея Петрановской о том, что залог успешного воспитания не лежит в плоскости страха или наказания, а, напротив, «готовность ребенка слушаться определяется не нотациями и поучениями, не наказаниями и призами, а качеством привязанности. Чем надежнее связь с родителями, чем больше они для ребенка «свои», тем естественней для него их слушаться, а незнакомых – нет, по крайней мере пока свои не одобрят их указания».

Очень любопытны статьи Петрановской, в которых она анализирует существующую ситуацию в российских семьях и делится своим мнением о том, что все мы в той или иной степени несем на себе наследие Советского Союза, где людям часто было отказано в праве иметь проблемы, а, не секрет, что подавление страхов и отрицание существующих проблем приводит к серьезным трудностям в будущем, мешает полноценному развитию личности, а, значит, не дает воспитать свободных детей.

«Все психологические проблемы вроде: «мне грустно, мне плохо, боюсь в лифте ездить, накатывают приступы тревоги», – вызывали реакцию вроде: «Ты чего, возьми себя в руки!» У человека не было права иметь такие проблемы.

Естественно, когда у тебя нет права иметь проблему, тебе не приходит в голову и то, как её надо решать, куда пойти с этим. На самом деле у нас были и психологи, и психотерапевты, иногда даже в поликлиниках, в шаговой доступности. В конце концов, со многими психологическими проблемами – вроде тревожных расстройств или светозависимых депрессий – прекрасно мог бы справиться невропатолог. Но к этим специалистам просто не шли, разве что с радикулитом. Даже сейчас люди иногда на совет обратиться к врачу реагируют: «Как это я пойду к невропатологу и скажу, что боюсь неизвестно чего по ночам?»

В 2017 году вышла новая книга талантливого автора « #Selfmama. Лайфхаки для работающей мамы », где автор помогает решить сложную дилемму работающих мам. Как совместить зарабатывание денег и при этом не лишить ребенка материнского тепла? Как успевать много и при этом не уставать? Как делать всё и даже чуть больше и при этом быть спокойной и не раздражаться на ребенка? Как избавиться от чувства вины при необходимости обеспечить собственную семью? Такие вопросы ежедневно задает себе каждая работающая мама, и, наконец-то, благодаря Людмиле Петрановской, ответы на многие вопросы найдены, и у тех мам, кто вынужден или хочет работать, появился шанс не ставить себя перед сложнейшим выбором, а с помощью предложенных автором лайфхаков, эффективно функционировать на обоих поприщах.

О Людмиле Петрановской можно много говорить и еще больше её цитировать, ведь не каждый автор может похвастаться таким тактом, простотой, ироничностью и корректностью в разговоре на столь острые и местами больные темы.

«Психологи - очень вредные создания. Они все время что-то такое узнают о человеческой природе, что становится неловко».

Людмила Петрановская охотно сотрудничает с изданиями, психологическими порталами, сообществами матерей, участвует в конференциях и встречах.

Не станет исключением и Международная практическая конференция «Вызовы современности: психология зависимости» 9-12 февраля 2018 года, на которой Людмила Петрановская выступит и расскажет простым языком о самом важном в отношениях детей и родителей.

© gratisography.com

Нужно ли родителям переживать из-за своих ошибок? Можно ли, если очень постараться, сделать так, чтобы ребенок был уверен и счастлив? Надо ли оберегать ребенка от всех проблем? На эти и прочие вопросы психолог Людмила Петрановская ответила во время своей лекции «Детские обиды: есть ли шанс наладить уже испорченные отношения».

Людмила Петрановская

российский психолог, педагог и публицист, удостоена премии Президента РФ в области образования.

Все мы что-нибудь «накосячим» как родители, даже если будем очень стараться

Есть родители, которые ни о чем не задумываются и делают, что хотят - таких большинство. А есть сознательные родители, которые задумываются, читают книжки и стараются. Но и те и другие все равно что-то сделают не так. Этого не избежать.

Ребенку не нужен виноватый родитель

Чем больше сознательные родители думают о том, как надо, тем больше они начинают нервничать и переживать, что сделали что-то не то - наорали, шлепнули, не поддержали или, наоборот, перехвалили. Ребенку не очень спокойно, когда родитель постоянно чувствует себя неуверенным, виноватым, боится совершить ошибку или отойти от канона. Особенно это тяжело для маленьких детей.

Ошибки – только часть айсберга

Когда мы что-то делаем не так, надо понимать, что к этому не сводится все наше общение с ребенком. В какие-то другие моменты мы ему много даем. Он знает, что вы есть, что вы его любите, что к вам можно прийти. И этого ресурса ему должно хватить, чтобы пережить наши «косяки».

Нет волшебного способа избежать проблем

У родителей есть убеждение, что если уделять ребенку достаточно внимания, прочитать все нужные книжки, все время держать себя в руках и так далее, то совершенно точно с твоим ребенком все будет хорошо - у него не будет неврозов, депрессий, суицидальных мыслей, нехороших отношений и неуверенности в себе. Это не так.

Невозможно делать «все правильно», возможно не делать совсем уж неправильно

Например, теория привязанности - она совсем не о том, что, если ей следовать, то ребенок обязательно будет счастливым и успешным. Она про то, что если ребенка лишать чего-то важного, например, общения с родителями, или делать вещи, которые его сильно травмируют, то тогда могут быть проблемы. Это не из серии «задержалась на работе, накричала или не так похвалила», а достаточно серьезные вещи – серьезное разлучение, отвержение, насилие. То есть это про то, чего точно не надо делать. Речь идет про точку нормы снизу, а не сверху.

Хорошо бы не врать детям

Детей ранит, когда взрослые начинают им врать. Их дезориентирует, когда взрослые говорят одно, а делают другое. Например, ребенку все время твердят: «Мы же все для тебя делаем», а на самом деле ничего из того, что хочет ребенок, не делается и его даже не спрашивают. В таком случае дети не понимают, чего от нас ждать и на что рассчитывать.

Ребенок – это субъект, а не объект

Относясь к ребенку как к объекту воспитания, мы как бы отказываем ребенку в праве иметь свои особенности и делать свои ошибки. Конкретный ребенок может быть где-то более чувствительным или более тревожным. Люди приходят в мир со своими особенностями нервной системы и устройства мозга – и это не вполне зависит от нашего поведения. Один хулиганистый подросток, например, сказал нервничающей перед вызовом на педсовет маме: «Мама, не бери на себя мои косяки!»

Большинство детских травм проходит без следа

Понятие травма стало толковаться очень расширительно, это неправильно. Не надо думать, что можно что-то не то сказать или не дать конфету – и вот уже травма на всю жизнь. Большинство таких воздействий проходит без следа. Любой ребенок, пока растет, тысячу раз оцарапается, порежется и разобьет коленки, но все это пройдет и не оставит даже воспоминаний. Так же и с обидами.

Более серьезные травмы – не приговор

Бывают обиды с травматическим следом, но это не значит, что с этим ничего нельзя сделать, и человек никогда не будет счастлив. Например, ребенка сильно дразнили в школе, поэтому ему уже во взрослой жизни может быть сложно выступать публично или приходить в новый коллектив. Но это не значит, что это необратимый процесс. Можно поработать с психотерапевтом и научиться выступать на публике или выбрать такую сферу деятельности, где публичные выступления не нужны.

Фрустрации - необходимая часть детства

Ребенок имеет довольно большой запас прочности к обидам и неприятностям. С каждым годом его способность переносить фрустрацию растет. Ребенку в год очень неприятно, когда мама уходит на работу, а в три-четыре года это уже не так страшно для него. Поэтому мы готовим ребенка к столкновению с реальным миром небольшими дозами, это как прививки. Если ребенок научится справляться с маленькими неприятностями, то когда-то выдержит и большой удар. В итоге должен вырасти человек, который способен переживать разочарование, переносить разлуку, потери и выносить критику. Если ребенка оберегать от всех фрустраций, то у него не будет опыта преодоления запретов, потому что ему ничего не запрещали, он не будет знать, как реагировать на критику, потому что его всегда только хвалили, у него не будет опыта переживания разлуки, потому что его старались не оставлять одного. Что испытывает такой ребенок? Ему страшно. «Как я буду жить? Как я выйду в мир?». На это в том числе ребенку и дается детство – чтобы научиться обижаться и прощать, конфликтовать и выходить из конфликта.

Полную версию лекции Людмилы Петрановской «Детские обиды: есть ли шанс наладить уже испорченные отношения» можно приобрести

Чтобы не пропустить ничего полезного и интересного о детских развлечениях, развитии и психологии, подписывайтесь на наш канал в Telegram . Всего 1-2 поста в день.

Не воевать - любить!

"Какое-то время назад был такой текст в интернете про человека, который в семейном кризисе со своей женой дошел до очень плохих состояний. У них уже все шло к разводу, причем к такому болезненному разводу, они практически друг друга не могли выносить, не могли видеть. В какой-то момент он даже уехал из дома и не ночевал там, уехал куда-то в мотель. Ему было настолько плохо, что он стал молиться и просто спрашивать в глубине себя: что же я могу сделать-то, что же так плохо-то, почему вся жизнь семейная рушится? И вдруг к нему пришло такое решение: он перестанет качать права, перестанет что-то требовать от жены. А просто попробует что-то сделать для нее, сделать ее жизнь немножко лучше.

И когда на следующий день он вернулся домой, то задал жене вопрос:

«Что я могу сделать для тебя? Как я могу сделать твой сегодняшний день лучше, легче, приятнее?» Естественно, поскольку к этому времени они уже очень давно были в ссоре, жена только возмущенно отвернулась и ничего ему не сказала.

На следующий день он опять задал этот вопрос, она опять сказала, что он издевается над ней, и отвернулась. Наконец, на третий или четвертый-пятый день, когда муж задал этот вопрос, жена ему сказала: «Ой, посуду помой, отвали уже только».

Он пошел помыл посуду, помыл всю кухню. На следующий день также помыл посуду, и на следующий день, и на следующий день... И когда муж уже неделю или две мыл посуду, как-то утром он снова задал жене вопрос: «Я мыл посуду, я и сегодня помою посуду, может быть, еще что-то я могу для тебя сделать, еще чем-то могу улучшить твой день?»

В какой-то момент жена расплакалась, и они начали разговаривать. Это был такой нормальный уже разговор об отношениях. Не предъявление претензий, они говорили о том, как на самом деле им было тяжело все это время в ссоре, как они нуждались друг в друге, как они на самом деле любят друг друга и хотят быть вместе. Обратите внимание: это рассказ про то, что человек не пытался изменить жену вообще, он просто показывал ей, что она ему дорога, что он готов ради нее что-то делать, не ведясь на ее хамство (как она ему отвечала в первые разы).

Смысл в том, что это могла быть жена, это мог быть муж, это мог быть кто угодно, и это может быть сделано с любой стороны, с любого конца. В какой-то момент человек перестает воевать. Просто он говорит: «Все, я не воюю с тобой». Когда идет война на стадии разочарования долго-долго, иногда многие годы, с огромным количеством обид, претензий и так далее, вдруг человек говорит: «Ну все, я не воюю, я вот эти все счета просто рву, я не жду, что ты их оплатишь, удовлетворишь, просто я их обнуляю. И я хочу попробовать что-то сделать для тебя безо всяких обязательств с твоей стороны, без того, чтобы ты изменился в нужную мне сторону, без расчетов, что я буду мыть посуду, а ты за это меня снова полюбишь».

Тот человек написал, что он дошел до последней степени отчаяния, разрушился. Он сказал, что я больше не воюю, я больше не качаю права, я больше не считаю, этот человек дорог мне, и я поэтому что-то делаю для него. Да, это страшно, потому что когда мы вышли со второго «этажа» с огромным количеством брони, мы привыкли постоянно защищаться, мы держим удар, следим, чтобы на нашу уязвимость никто никак не посягнул.

Здесь речь идет о том, чтобы признать свою уязвимость, свое несовершенство: да, этот человек может сделать тебе больно, он может отвергнуть тебя – вот ты приносишь свою любовь и заботу, а он может тебя послать, вполне может. И согласиться с этим, не прятаться, не бежать от этого сломя голову – это и есть готовность к искренности, которая открывает новый шанс, дает возможность сделать этот рывок.

Помните, мы говорили, что на ногах бетонные гири – они не умозрительные, это не выдумка. Вы не можете это просто шаг за шагом мирно пройти. Здесь нужно взлететь, чтобы они остались внизу.

И в момент разрушения, когда ты говоришь: «Мне дорог этот человек», – это и есть тот момент взлета.

Ты нарушаешь правила, потому что и синий, и зеленый «этажи» живут так, постоянно закрываясь, защищаясь, надо быть бдительным, смотреть, чтобы кто-то не увидел тебя раздетым, психологически раздетым.

А тут ты вдруг говоришь: «Да фиг с ним», – все это снимаешь. И тогда бетонная гиря остается, а ты можешь взлететь на следующий уровень. Хорошая новость тут в том, что это можно сделать с любого конца. Это справедливо не только в отношениях родителей, но и в отношениях с детьми.

Ведь и с детьми часто мы зависаем в этой войне: мы постоянно с чем-то боремся, чего-то хотим от них, что-то требуем. Мы ставим свою любовь и хорошее отношение к ним в зависимость от условий – от того, как они будут себя вести, как они будут учиться, как они будут с нами разговаривать и т.д. Это тупик.

В этой войне можно провести годы, и никто не выиграет, но будет много жертв. Важно оставить это все.

Я люблю этого ребенка независимо от того, как он учится, как и что он делает, насколько он мне благодарен и так далее. Когда мы можем так к этому отнестись, в этот момент открывается возможность оказаться выше всего этого, освободиться. Конкретные пути могут быть разными – не обязательно мыть посуду – это может быть что-то другое, потому что главное – внутреннее состояние.

Вы спрашиваете: «Смирение со стороны партнера разве не называется изменением себя под воздействием воли другого?» Понимаете, такие термины, как «поражение» – из описания войны. Смысл не в том, чтобы победить или проиграть, потерпеть поражение или подписать капитуляцию. Смысл в том, чтобы отказаться воевать, это позиция ненасилия: я с тобой не воюю. От того, что ты делаешь человеку хорошее, ты не проигрываешь.

Ты делаешь человеку хорошее – и это твой свободный выбор.

Конечно есть большая разница между любовью и созависимостью, когда ты просто удовлетворяешь потребности другого человека и свои, потому что ты в себя не веришь и на самом деле точно знаешь, что никому на свете не нужен, что единственный твой шанс – прожить эту жизнь так, чтобы тебя не прогнали, то есть нужно быть очень удобным и необходимым кому-то. Это конечно не про свободу, а про очень глубокое застревание.

Но если мы говорим про взлет с этого уровня, то это о другом: я принимаю то, что ты можешь обойтись без меня, я принимаю то, что ты можешь не принять мой дар, что ты можешь сказать: «Нет, я с тобой не хочу». Но пока на данный момент я с тобой хочу, хочу делать для тебя что-то хорошее, хочу принести какую-то радость в твою жизнь. Это очень сильная свободная позиция – не про подчинение, не про проигрыш, а про спокойное принятие.

Что делать, если кто-то хочет, чтобы вы изменились? Все то же самое. Почему человек хочет, чтобы кто-то изменился? Потому что он не может убрать перегородку, ему очень страшно. Он не может принять другого целого, в том числе он не может принять себя целого. Мы можем отказываться измениться, но мы можем спросить: "Что я могу сделать для тебя?" Когда человек говорит: "Для меня ты можешь измениться", – он ошибается. На самом деле нам никогда не нужно, чтоб другой человек изменялся. Но у нас могут быть какие-то конкретные пожелания в связи с нашими потребностями.

Понимаете разницу? Если я говорю, что мне с тобой плохо, меня человек спрашивает: «А что я должен сделать?» – «Ты должен стать заботливым». Это ни о чем. Или я говорю, что мне плохо; человек спрашивает: «А что я могу для тебя сделать?» – «Ты мог бы мне сделать чаю, принести в постель?» Это уже не про то «изменись», а про «сделай что-нибудь».

И когда мы спрашиваем близкого человека, который недоволен: «Что я могу для тебя сделать? Чем я могу тебе помочь?» – мы снимаем вопрос об изменениях. Мы не обсуждаем с ним вопрос, как бы мне удариться оземь, измениться.

Мы спрашиваем: у тебя потребность какая, ты чего хочешь? Что я могу сделать, чтобы твоя потребность была удовлетворена, что я могу сделать для тебя? Это другой уровень, это уже не перетягивание каната, кто кого заставит измениться. Поэтому здесь нет каких-то таких очень четких алгоритмов, простых, вроде: делай раз, два, три – и все будет прекрасно. Это внутреннее состояние. Что мне нравится в том рассказе – акцент на внутреннее состояние. Это произошло изнутри. Это не про «мой посуду», а про то, что он внутри разоружился". опубликовано econet.ru